Соль Земли: как лингвистика помогает изучать диету и образ жизни древних людей
Автор: стажер-исследователь Проектно-учебной лаборатории экономической журналистики НИУ ВШЭ Камила Рафибекова специально для HSE.Daily
Большая часть доклада Владимира Напольских «Галлюциногены, алкоголь, копальхен и соль: что говорит лингвистика о палеодиетологии Северной Евразии» была посвящена тому, как через вариации слова «соль» можно изучить пути миграции и образ жизни древних народов.
Само по себе слово «соль» очень значимо для этнокультурных и социально-экономических процессов. Так, народы, жившие вблизи месторождений каменной соли, придумывали свои слова для ее обозначения, другие заимствовали это слово вместе с самим продуктом. Слово «соль» и понятие «соленый» могли иметь совершенно противоположные значения, что отражалось в названиях и способах приготовления уникальных национальных блюд. Часть этих особенностей вошла и в современное языкознание.
Интересно, как с помощью изучения венгерского слова «só» (в значении «соль») удалось проследить след пребывания венгров. «Путь прохода венгров на запад с их прародины, территории современной Башкирии, видимо, был не совсем северный, как считают некоторые исследователи, а проходил вдоль реки Кубань на Северном Кавказе», — полагает Владимир Напольских. К такому выводу ученые приходят, отслеживая названия и распространение созвучных терминов, обозначающих соль, среди народов, проживавших на данных территориях.
Порой народности заимствовали даже не само слово, а его идейное значение. «В финно-пермских языках слово “sōla” — очень поздняя форма языка, — говорит ученый. — Скорее всего, название не было заимствовано на стадии формирования финно-пермской общности, а является продуктом диалектов среди родственных языков». Проанализировав различные переводы ученых, можно сделать вывод, что данное слово “sōla” переводится как “солево”. Нечто похожее присутствует и в группе северо-хантыйских и мансийских диалектов. В них соль не обозначалась как вещество в чистом виде, а имела только значения «соленость» или «соление».
В конце III тысячелетия до н.э. в финно-пермских и западно-финно-угорских языках начинают появляться первые термины, маркирующие знакомство с земледелием. «Этот корпус понятий, связанных с земледельчеством, принесли шнуровики (племена шнуровой керамики и шаровидных амфор — Ред.), а вместе с этим и понятие слова «соль», — говорит Напольских. Соль очень важна для лактации животных: добавляя ее определенное количество к траве, есть больше шансов выкормить детеныша. «То, что сюда пришло не само слово “соль”, а такое обозначение “солево”, вероятно, связано с тем, что носители культур шнуровой керамики фатьяновско-балановской общности прошли на территорию Поволжья и на Средней Волге могли добывать соль», — отметил Владимир Напольских.
А вот как слово «соль» появилось в сино-кавказских языках, непонятно, потому что нет точных подтверждений того, что люди, говорившие на этих языках, занимались скотоводством или земледелием. Однако, по оценкам эксперта, распространение этих языков шло по территориям современной Средней Азии и Ирана, там, где очень много месторождений соли и минералов.
Слово «só» ученые также сравнивают с созвучным венгерским словом «кислый» (savanyú). «Это не должно удивлять, потому что во многих финно-угорских языках понятия “кислый” и “соленый” пересекаются», — отмечает Владимир Напольских.
Так, в финском, удмуртском и языках коми «щавель» буквально переводится как «соленая трава», хотя в реальности щавель имеет скорее кислый привкус, чем соленый. Также в некоторых уральских языках есть слово, обозначающее соленый вкус, однако оно образовано не от слова «соль». Например, в удмуртском слово «соленый» означало «кислый» с положительным значением «кисло-соленый» или «горьковатый», с противоположным — «испорченный» и «гнилостный». «Реконструируется как минимум один термин обозначающий способ приготовления пищи, который мы называем сквашивание или ферментация», — говорит Напольских.
Например, чукотский копальхен или эскимосский игунак — блюдо из свежего мяса, которое готовится путем ферментирования под прессом и обладает отталкивающим запахом. У народов коми существует разновидность такого деликатеса из рыбы. Есть также коми-капуста: она отличается от обычной квашеной капусты тем, что вываривается без соли, а потом киснет в этом отваре. Скиснувшая перловая каша с соком квашеной капусты — это ритуальное блюдо народов коми по типу кутьи. «В данном случае мы наблюдаем привязку к охотничье-рыболовецкой культуре, которая отражается в уникальном приготовлении пищи», — подчеркнул Владимир Напольских. Поедание сырого мяса также связано с рабочими условиями: мясо без термической обработки переваривается быстрее, что позволяет получить энергию и сытость в течение пары минут после приема пищи.
Он также изучал распространение слова «мухомор» — с востока на запад. «Интересно, что в Сибири едят много мухоморов именно с галлюциногенными целями. Для них мухомор — это не гриб, это живое существо, которое нельзя резать, ломать. Срезать надо было целиком и есть тоже осторожно», — рассказывает эксперт. Распространенность этого явления — крайний северо-восток Сибири. «У чукчей, например, принято есть нечетное число мухоморов, если нужно решить “верхние” вопросы, и четное — если земные», — отмечает Владимир Напольских.
Слово «мухомор», помимо чукотско-камчатских языков, можно встретить и в уральских языках. Там же есть и глагольная форма слова, которая означает «опьянение» или «повалиться в пьяном виде». «Уже в индоевропейских языках мы находим набор странных слов с нетривиальными соответствиями, которые в персидском, индийском означают “конопля”, а на Западе слово преобразуется в слово “гриб”», — рассказывает он. В итоге получается, что по пути миграции к Европе слова «гриб» и «мухомор» полностью лишились своих наркотических истоков.
Стажер-исследователь Лаборатории экономической журналистики специально для HSE.Daily
Все новости автора