Популяризация или коммуникации: зачем продвигать науку в массы?

Может ли наука быть понятной для всех? Почему люди, говорят, что интересуются ей, но не могут привести ни важных научных фактов, ни фамилий ученых? Почему исследователю сложно объяснять свои открытия “на пальцах” и нужно ли это делать в принципе? О роли науки в обществе и значении общества для науки говорили эксперты в сфере медиа и научных коммуникаций в ходе дискуссии “Может ли наука быть популярной”, которая была организована НИУ ВШЭ в рамках тематической площадки «Общество»Всероссийского фестиваля науки NAUKA 0+.

Высшая школа экономики

Автор: стажер-исследователь Проектно-учебной лаборатории экономической журналистики Мария Кутидзе

В 2021 по заказу Российской академии наук (РАН) было проведено тематическое исследование, которое показало любопытные, но противоречивые результаты: 64% россиян заявили, что им интересна наука, при этом не более 10% смогли назвать имена конкретных ученых.

Как вы считаете, лукавили ли респонденты, обратилась модератор дискуссии, директор по цифровым медиа и продвижению НИУ ВШЭ Анна Подпрятова к участникам встречи. Ведь с одной стороны, показатель заинтересованности высокий, но с другой – малорезультативный.

Руководитель команды внешнего продвижения социальных сетей «ВКонтакте» Вячеслав Прохоров отметил, что тут надо уточнить: что респонденты подразумевают под наукой? Неудивительно, если массовый потребитель информации считает наукой канал РЕН-ТВ, призраков и другие паранаучные явления. Это им интересно. Ответить же напрямую, что наукой они не интересуются, для многих – признание собственной глупости, полагает Прохоров.

Научный редактор «ПостНауки» и продюсер «YouTube-cтудии Велижанина» Адель Цебенко полагает, что количество людей, заявивших об интересе к науке во время опроса, вполне верное. «Если бы у тех же людей спросили, хотели ли бы они заниматься здоровым образом жизни, то те же 60, 70, а может и 80% ответили бы, что да. Что для них значит интересоваться наукой? Что рано или поздно, когда-нибудь, они решат что-то прочитать и узнать», — отмечает она.

Не знать имена ученых – абсолютно нормально, продолжает Андель Цебенко. Когда она сама училась в школе, то интересовалась наукой и читала журнал «Наука и Жизнь», но множество сложных, длинных имен не запоминала. И это нормальная практика для большинства людей. В целом, отметила эксперт, наука людям интересна, но наука простая, легкая, которую «можно жевать, как жвачку в метро», но с более глубоким подходом дела обстоят уже сложнее.

Статистика здесь мало о чем говорит, ведь задан был социально-одобряемый вопрос, обратил внимание директор Центра академического развития студентов, старший преподаватель факультета социальных наук Андрей Кожанов. И здесь, по словам социолога, гораздо интереснее 46%, ответившие «нет». Скорее всего, это были более обдуманные ответы, и они несли в себе какую-то рефлексию. Для ясной картины в подобных случаях необходимы дополнительные вопросы: зачастую они могут полностью перевернуть понимание ситуации.

В качестве примера Андрей Кожанов напомнил о другом опросе, который проводился 10 лет назад. Тогда у людей, заявивших, что интересуются наукой, спросили: хотели ли бы они, чтобы их дети ей занимались. И во многих случаях ответом было твердое «нет». 

Пять лет назад наших соотечественников спрашивали: какая область науки их больше всего интересует. Как и свойственно жителям России, большинство ответили: космос. Но когда их попросили назвать важные события в этой области, почти никто не мог вспомнить что-то кроме первых полетов Юрия Гагарина и Валентины Терешковой.

Проблема среды

Начальник отдела научных коммуникаций НИУ ВШЭ, координатор программ Института гуманитарных историко-теоретических исследований имени А.В. Полетаева (ИГИТИ) Людмила Мезенцева обратила внимание на неоднородность медийных каналов: по данным ряда опросов, для более чем 60% россиян телевидение все еще является основным источником информации, и если эти люди не видят на экране ученых, то неудивительно, что не знают их. Они не находятся с ними в одном информационном поле.

Руководитель направления «Зарубежная наука» профильной редакции ТАСС Александр Терешев отмечает, что интерес к науке – это пример абстрактного интереса. Мы живем в техносреде, и эта среда контактирует с нами. То, насколько активно среда с взаимодействует мозгом читателя, зрителя или слушателя, и объясняет знание или незнание каких-то вещей. Еще одним объяснением является тот факт, что современная наука становится все более и более коллаборативной: на слуху открытие крупных проектов, но они «в стиле Средних веков» — обезличенные и анонимные.

Говоря о том, насколько сложно бывает продвигать научный контент, Терешев обратил внимание аудитории и коллег на то, что механизмы восприятия информации еще не до конца поняты и могут работать в противовес ожиданиям агрегаторов новостей. То, что, казалось бы, должно заинтересовать читателей, набирает ничтожное количество просмотров, а другие темы неожиданно могут привлечь огромное количество трафика.

Многие имеют неправильное представление о своих интересах, сами того не осознавая, добавил Андрей Кожанов. А потому даже социологические исследования не дают полное понимание картины: любые данные не являются точным отражением реальности.

Тему подачи научно-популярного контента продолжила Адель Цебенко. Ссылаясь на опыт работы канал «ПостНаука», она обратила внимание, что на YouTube и в целом в социальных сетях постоянно приходится конкурировать с большим количеством развлекательного контента. В отличие от научных материалов, он привлекает зрителей своей провокационностью и простотой.

Важно признать, что есть несколько пластов научного знания, которые условно можно разделить на легкую и понятную, так называемую популярную науку – про мозг, болезни, человеческие отношения, психологию и т.п.; и на тяжеловесную, разобраться в которой архисложно даже опытным специализированным журналистам. Это не значит, что сложной наукой заниматься не нужно, важно отдавать себе отчет, что это контент для небольшой аудитории – для сотен человек, а то и меньше.

Вячеслав Прохоров обращает внимание, что и для самих ученых зачастую рассказать о своей деятельности доступно, «на пальцах», почти невозможно: у специалистов есть оправданный снобизм по поводу сложности своих исследований. Объяснить их ребенку возможно, только если в запасе есть 10-15 лет, а массовая аудитория не подготовлена к любому сложному контенту, не только научно-популярному, добавляет он.

Популяризация науки или научные коммуникации?

В ходе дискуссии стажер-исследователь Проектно-учебной лаборатории экономической журналистики НИУ ВШЭ задала экспертам вопрос о специфике самого термина «популяризация науки»: в таком виде он существует только в российском дискурсе. В англоязычной культуре используется понятие «научные коммуникации». При этом само слово «популярность» имеет негативную коннотацию, как преходящее явление, подразумевающее наличие четкой иерархии, движение от научного центра к необразованной периферии. Коммуникации же, напротив, предполагают горизонтальные связи. Что такое эти терминологические различия – всего лишь языковая особенность или они отражают ситуацию, в которой находится научная среда в России?

Отвечая на вопрос, директор по цифровым медиа и продвижению НИУ ВШЭ обратила внимание, что фразу «популяризация науки» мы знаем из медиа, туда этот термин попал непосредственно от заказчика – государства. Для самой Анны Подпрятовой, как для работника медиа, слово «популярность» негативной коннотации не имеет, но понятие «коммуникации», конечно же, ближе: в отличие от PR оно подразумевает и работу с сообществом, и нетворкинг. «Это слово отзывается нам больше. Мы за коммуникацию», – подытожила она.

Вячеслав Прохоров в своем ответе сослался на лекцию «Связь языка и мышления» Светланы Бурлак: «Здесь наблюдается своего рода уроборос, когда с одной стороны, терминологические различие определяется тем, как в принципе менялось отношение». В США у университетов существуют целые глобальные отделы, цель которых – раскручивать себя. В России многие университеты все еще функционируют как почтовые ящики: в них что-то происходит, но это известно только в узком кругу, это обсуждается на симпозиумах, но не более того, добавил он.

Слово и его коннотация – сложная тема. Андрей Кожанов напомнил, что «в сибирском отделении РАН существует отдел под названием «Популяризация и пропаганда науки». Между тем внутри Вышки профильный отдел, имеющий схожий функционал, как раз и называется «Научные коммуникации», подчеркнула Людмила Мезенцева, которая руководит этим направлением.