«Если мы хотим оставаться в мировом тренде, нужно развивать собственную ветроэнергетику»
Автор: стажер-исследователь Проектно-учебной лаборатории экономической журналистики Милена Серкебаева специально для "Вестника атомпрома"
— Что изменилось в области ветроэнергетики после введения масштабных санкций против России?
— Впечатление такое, что события, которые произошли в феврале 2022 года, и последующее введение санкций против российской экономики способствовали возникновению достаточно серьезных сложностей в ТЭК. Не катастрофические для многих отраслей энергетического комплекса страны, практически не отразившиеся на функционировании электроэнергетики, для ветровой энергетики эти сложности стали довольно сильным ударом. В первую очередь речь о мерах, включенных в пятый пакет санкций Евросоюза, то есть о запрете на поставки ветрогенераторов физическим и юридическим лицам в России или для их использования в РФ.
После этого запрета, а также ухода с российского рынка иностранных компаний, ориентированных на развитие ветроэнергетики, возникла проблема с тем, что во многом прекратилось производство оборудования для ветроустановок в России. Если говорить о конкретных событиях, то особо болезненным стал уход из России датской компании Vestas, у которой были предприятия в Ульяновской и Нижегородской областях. На их продукцию были ориентированы крупные российские проекты ветровой энергетики. Помимо этого, прекратили свою деятельность в России компании Enel и Fortum, которые также занимались развитием ветроэнергетики. Фактически сейчас на рынке РФ функционирует только одна крупная компания — структурное подразделение Росатома «НоваВинд», а действующим производством остался завод «НоваВинда» в Волгодонске, на котором производятся генераторы, гондолы, ступицы и системы охлаждения для ветроустановок. Там же в Волгодонске партнер «НоваВинда» — компания «ВетроСтройДеталь» — производит башни для ВЭУ.
Справка
Российская «дочка» итальянской компании Enel — «Энел Россия» — построила Азовскую ВЭС в Ростовской области мощностью 90 МВт и начала строить Кольскую ВЭС в Мурманской области. В октябре 2022 года Enel закрыла сделку по продаже своей доли в «Энел Россия» ПАО «Лукойл» и частному фонду «Газпромбанк — Фрезия», после чего российская энергокомпания была переименована в ПАО «ЭЛ5-Энерго».
Финский концерн Fortum через свою российскую «дочку» с 2018 года занимался развитием ВИЭ в России, в том числе в рамках совместного с «Роснано» фонда и сотрудничества с Российским фондом прямых инвестиций. Компания запустила ВЭС в Ульяновской, Ростовской, Астраханской, Волгоградской областях, Республике Калмыкия. В мае 2022 года Fortum объявила о поэтапном уходе с российского рынка, проекты строительства ветропарков суммарной мощностью 253,4 МВт в Волгоградской и Самарской областях были остановлены.
— Ветроэнергетика в этом смысле пострадала сильнее других отраслей, связанных с ВИЭ?
— Да, например, на солнечную энергетику санкции оказали меньшее влияние. Там удалось локализовать производство необходимого оборудования и оформить все патенты, все лицензии на производство солнечных батарей. В ветроэнергетике по ряду причин возможности формализовать отношения с производителями и поставщиками были упущены. В результате в России не сформировалось собственное целостное производство всех компонентов, которые необходимы для создания ветропарков. Производство значительного числа компонентов есть только у «НоваВинда» и его партнеров.
Тем не менее надо сказать, что эта ситуация не трагична. Да, ошибки были допущены, и сейчас, по сути, стоит задача создания на определенных условиях собственной ветроэнергетики, так сказать, ветроэнергетики российского происхождения. Задача включает в себя создание предприятий для производства генераторов, башен, гондол, лопастей и программного обеспечения с локализацией в России. Наши коллеги из Российской ассоциации ветроиндустрии весьма оптимистичны на этот счет. Уже в 2022 году начались реальные подвижки. В частности, следует учитывать, что у ряда российских компаний есть серьезные наработки по созданию компонентов для производства ветрогенераторов.
Например, композитный дивизион Росатома, компания «Юматекс», планирует производить в Ульяновской области лопасти для ветроустановок лидера нашей ветровой отрасли — «НоваВинда». О готовности приступить к разработке оборудования для ВЭС заявляют компании «Силовые машины» (в июне 2022 года гендиректор компании Александр Конюхов сообщил, что «Силовые машины» наряду с производством оборудования для ГЭС, ТЭС и АЭС могут начать выпуск ветроустановок мощностью 4–6 МВт с глубокой степенью локализации. — Прим. ред.) и «Татнефть» (в апреле 2022-го компания подписала соглашение с российско-китайским консорциумом «Архитекторы ветра Урала» в лице челябинского ООО «Рэкоинвест» о сотрудничестве по созданию производства комплектов ветроустановок и строительстве ветроэнергетических станций с использованием оборудования и технологий китайской Harbin Electric Corporation Wind Power. — Прим. ред.).
Кроме того, на нашем рынке есть и более мелкие, но не менее активные игроки, которые могут взяться за производство компонентов для ветроустановок. И, наконец, для нас не закрыты контакты по сотрудничеству в этой области с нашими партнерами за рубежом, например с Китаем — одним из лидеров в мировой ветроэнергетике.
— Можно ли сказать, что сейчас на рынке ветроэнергетики в России сложилась монополия? Могут ли появиться конкуренты, что для этого должно произойти?
— Полагаю, что в настоящее время некорректно говорить о существовании монополии на рынке ветроэнергетики в России в лице компании «НоваВинд» только потому, что она осталась в одиночестве после ухода зарубежных компаний. Пока на рынке ничего не произошло — просто не прошло достаточно времени. Монополизм должен как-то проявиться.
Тем не менее я не исключаю, что со временем в России, в регионах, появятся компании, занимающиеся ветровой энергетикой, которые составят конкуренцию компании «НоваВинд». Скорее всего, этому будут способствовать интересы крупного бизнеса — крупных энергетических компаний. Такая модель просматривается на рынках западных стран, где крупные нефтегазовые компании начинают инвестировать в зеленую энергетику, в том числе ветровую. Также есть определенные надежды на сотрудничество с компаниями из дружественных стран. В текущей же сложной ситуации, когда государство ставит задачу по достижению технологического суверенитета (в том числе в ветроэнергетике), одним из способов его достижения может стать модель с концентрацией всех возможностей развития на базе одной крупной компании.
— Можно ли сказать, что причиной нынешних проблем стала недостаточная поддержка отрасли со стороны государства?
— На самом деле это комплексная проблема. Трудно сказать, кто в полной мере ответственен за сложившуюся ситуацию — компании или государство. Поддержка со стороны государства была в первую очередь финансовой, но надо понимать, что без нее вообще ничего бы не состоялось. Наш ТЭК настолько мощный и мы обладаем такими запасами традиционных энергоресурсов (достаточно дешевых), что, вообще говоря, в России без поддержки государства возобновляемые источники энергии явно проигрывают конкуренцию традиционным энергоресурсам. Не говоря уже о том, что под традиционные отрасли создана мощная инфраструктура — здесь речь идет в первую очередь о газе и угле. Кроме того, у нас развита атомная энергетика и гидроэнергетика. Поэтому в настоящий момент господдержка очень важна для стимулирования таких перспективных отраслей, как ветроэнергетика.
С другой стороны, есть и направления для улучшений. Наша страна очень велика и разнообразна, ситуации в европейской части и на Дальнем Востоке сильно различаются. Я имею в виду, что государство должно, с одной стороны, внедрять особые правила регулирования развития ВИЭ в тех регионах, которые входят в объединенную энергосистему, где они конкурируют с традиционными энергоресурсами. С другой — у нас огромные территории, так называемые изолированные и удаленные районы, где все еще используют дизельные генераторы для энергоснабжения. Можно представить, что это значит для экологии и как отражается на цене электроэнергии — стоимость использования дизельных установок в изолированных и удаленных регионах очень высокая.
Ветровая энергия должна сыграть одну из важнейших ролей, заместив те потребности, которые сейчас покрываются дизельной генерацией, а государство должно стимулировать развитие ветроэнергетики в изолированных районах. Важны не только денежные вливания, дотации на создание оборудования, но и новые правила регулирования, которые бы учитывали региональную специфику. Это действительно очень важно, но пока большого эффекта я здесь не наблюдаю, хотя попытки развития ветровой генерации в изолированных районах предпринимаются.
Подробности
Ключевые отличия ДПМ 2.0 от ДПМ 1.0:
— конкурсный отбор инвестиционных проектов ВИЭ будет осуществляться на основе заявленного инвесторами показателя эффективности генерирующего объекта, а не по величине капитальных затрат на реализацию таких проектов;
— вместо ограничений по годовым объемам ввода мощностей планируемых проектов установлены ежегодные объемы поддержки в рублях;
— переход на балльную методику и новые целевые показатели локализации основного или вспомогательного оборудования генерирующего объекта ВИЭ и ужесточение штрафных коэффициентов за несоблюдение целевых показателей;
— введение требований по экспорту, определяемых как отношение объемов экспортной выручки к произведению плановой годовой выработки электрической энергии, и показателя эффективности.
Наконец, не стоит забывать, что в развитии ветровой (и вообще зеленой) энергетики заинтересованы неэнергетические компании, которые стремятся сократить таким образом платежи за электроэнергию и снизить углеродный след своей продукции. Роль государства при этом также состоит в регулировании рынка.
Мы только в начале пути. Мы отстаем по времени старта от лидеров в области развития ВИЭ. В то время как большинство стран уже наладило программу поддержки ВИЭ, мы только начинаем отлаживать этот процесс. Тем не менее органы управления ТЭК РФ достаточно оперативно реагируют на складывающуюся ситуацию.
В частности, с введением санкций государство приняло ряд решений в поддержку ВИЭ. Для ранее отобранных инвестиционных проектов по договору о предоставлении мощностей (ДПМ) ВИЭ предусмотрены отсрочки и отмена штрафов за невыполнение условий конкурса. В данный момент прорабатываются дополнительные меры, которые должны решить ряд вопросов, связанных с инвестированием при удорожании оборудования.
— Балльная система оценки уровня локализации — это эффективный инструмент для повышения независимости отрасли?
— Я к этому инструменту отношусь спокойно, потому что введение баллов локализации — это инструмент достаточно формализованный. Важно, что он есть и внедрена некая система штрафов при невыполнении требований по локализации. Это нормальный элемент контроля за отраслью со стороны государства. Другое дело, что подобные инструменты полны условностей, которыми могут пользоваться чиновники или компании. Например, производители могут лоббировать включение в эту систему своего оборудования, не всегда эффективного для развития отраслей. Количество баллов за тот или иной компонент оборудования — тоже сложный межведомственный вопрос. Тем не менее, было бы хуже, если бы никакой системы не было. Эти баллы учитываются в конкурсе на заключение ДПМ ВИЭ 2.0. Очередной этап конкурса начался в конце марта 2023 года, и по его итогам можно будет делать выводы о реальном состоянии отрасли.
Когда рынок в сложной ситуации, более непонятным выглядит другой компонент, который учитывается в конкурсе, — это требования по экспорту. На мой взгляд, он требует доработки или отмены.
— Можно ли сказать, что европейским странам было несколько легче развивать ветроэнергетику из-за того, что у них нет такой конкурирующей ресурсной базы, как у России?
— В общем да, но с некоторым пояснением. Идеология европейских стран заключается в том, что увеличение доли возобновляемой энергетики — это их движение в сторону повышения энергетической безопасности. У нас этот вопрос в части общей энергетической системы должен опираться на экономическую эффективность, и тут ВИЭ пока проигрывают, а вот в изолированных районах — Восточная Сибирь, Дальний Восток, Арктика (я упоминал их ранее) — использование ВИЭ вполне обоснованно. И если говорить не о средних показателях по стране, а именно про эти регионы, там вопросы энергетической безопасности и, самое главное, доступности для населения устойчивого энергоснабжения — это ключевой момент.
— Есть примеры регионов, где энергетическая безопасность уже обеспечена, но там все равно запускают ветростанции. Зачем это делают? Зачем вообще России нужна ветроэнергетика?
— Ответ на этот вопрос комплексный. Первый момент — есть мировой тренд, он состоит в том, что в ситуации начала нового энергоперехода идет смена структуры мирового энергетического баланса. Большинство стран сегодня принимают на себя обязательства по развитию низкоуглеродной энергетики для предотвращения изменения климата. Если мы хотим оставаться в тренде мировой энергетики, мы должны развивать свои низкоуглеродные источники энергии.
Второй момент заключается в том, что теперь товары с высоким углеродным следом облагаются дополнительными пошлинами. Если металлурги или производители удобрений хотят продавать свой товар на мировых рынках, они должны доказать, что их продукты сделаны с использованием низкоуглеродных технологий, в том числе на основе зеленой энергетики. Нам тут деваться некуда, потому что постепенно все страны переходят на этот новый формат. Нам нужна промышленность, которая базируется на низком углеродном следе.
У нас для этого есть масса возможностей, потому что та же атомная энергетика считается низкоуглеродной. Ну и, наконец, газ, который тоже в общем-то является чистым ископаемым топливом. Тем не менее самые чистые источники энергии, которые используются для производства уже неэнергетической продукции, — это ВИЭ (ветер, солнце и гидроэнергетика). Поэтому понятно, что «НоваВинд» строит свои установки, тем самым снижая объемы выбросов, в том числе и в тех районах, где на самом деле энергоснабжение уже на достаточном уровне.
— Санкции и торговые ограничения не снизили спрос на «чистую» продукцию из России?
— На самом деле санкции и ограничения достаточно избирательны. Например, ядерное топливо, которым оперирует Росатом, все еще не запрещено к торговле. Алюминий или никель, которые могут производиться с использованием гидроэнергии, как это делают российские компании, тоже будут с удовольствием покупаться. Нашими партнерами являются не только страны Евросоюза, но и Индия, Китай и др. Вопрос еще и в том, что Россия взяла на себя обязательства по низкоуглеродному развитию и достижению углеродной нейтральности до 2060 года.
— Кажется ли вам реалистичным решение задачи по достижению нулевых выбросов к 2060 году?
— Я считаю, что это реалистично, учитывая некоторые особенности нашей страны. Несмотря на то что наш энергобаланс в основном состоит из ископаемых энергоресурсов, мы располагаем большой долей атомных станций и гидроэлектростанций. ВИЭ у нас, вероятно, будут развиваться менее активно, чем, например, в Китае или Германии. Но если мы учтем газ, который выбрасывает мало CO2, и наши леса, которые являются его поглотителями, то тогда, мне кажется, эта цель вполне достижима. Зависит от того, как именно будут производиться расчеты, но формально мы имеем возможность для достижения этой цели.
— Как стимулируют развитие ветроэнергетики в странах, которые вы приводите в пример, — в Германии, Китае, в других государствах? Что из этого могла бы перенять Россия?
— Прежде всего, грамотную политику регулирования. Кроме того, Германия и США являются передовыми разработчиками оборудования для ветроустановок. Для них это еще и жизненно важный политический вопрос, связанный с необходимостью снижения затрат на импорт энергоресурсов. Китай сумел грамотно локализовать производство. Можно спорить о качестве, но благодаря оформлению всех лицензий Китай обладает собственными технологиями в различных отраслях ТЭК, в частности и в ветроэнергетике.
Есть ли у российской ветроэнергетики экспортный потенциал? Каковы его основные направления?
— На первый взгляд, шансов мало. Если говорить о производстве оборудования и строительстве объектов ветрогенерации, то конкуренция на внешних рынках достаточно высока. Под боком находится Китай, огромный по мощностям производитель оборудования для ветростанций. Но у России есть, например, особые условия взаимодействия — таможенные льготы, единый рынок со странами — партнерами по ЕАЭС, где также есть программы развития зеленой энергетики. Это наш рынок.
Один из факторов устойчивого развития — это диверсификация и по источникам энергии, и по источникам оборудования. Тому же Казахстану будет неуютно, если он будет ориентироваться только на Китай. В этом смысле Россия может сыграть свою важную роль — определенный оптимизм имеется.
Что касается экспорта электроэнергии, произведенной на ветровых станциях, то в настоящий момент я не вижу для этого возможностей, кроме разве что приграничной торговли в ограниченных объемах на юге и востоке страны.
— А государство не потеряло веру в ветроэнергетику? Обсуждается снижение финансирования второй программы господдержки до 2035 года…
— Действительно, такое ощущение есть, но на самом деле рынок находится в некоторой паузе в связи с неопределенностью перспектив развития и недостатком информации. Я надеюсь, что конкурс, который начался в конце марта, покажет расстановку сил: кто что сможет сделать и как государство на это отреагирует.
Лихачев Владимир Львович
Заместитель директора Центра исследования устойчивого развития инфраструктуры