Данил Фёдоровых: «Преподавателю нужно становиться в большей степени шоуменом, чем раньше»
Автор: София Махайкова, стажер-исследователь Проектно-учебной лаборатории экономической журналистики НИУ ВШЭ специально для HSE.Daily
«В России ты живешь как в лаборатории»
— Вам принадлежит самое популярное высказывание в паблике «Цитатник ВШЭ». В 2014 году на просьбу посвятить семинар характеристике российской экономики вы ответили: «Можно не тратить на это целый семинар, а достаточно всего одного слова». Сколько времени вы бы сегодня потратили на то, чтобы описать состояние российской экономики?
— Конечно, это было несерьезное заявление: мы на самом деле потратили целый семинар на обсуждение ситуации в российской экономике. Вообще, российская экономика — тема очень интересная: это было верно и когда я учился в университете, и до этого. В России ты живешь как в лаборатории, потому что многие вещи, которые приходится делать российским финансовым и экономическим властям, никому никогда раньше делать не приходилось.
Например, трансформация из советской плановой экономики в рыночную экономику в 1990-е годы. В почти 150-миллионной стране нужно было поменять основы экономических систем. Как вообще можно было принимать решение такой значимости, такого масштаба? Люди брали на себя ответственность, но это был эксперимент в реальном времени. В отличие от настоящей лаборатории, ты не можешь попробовать что-то и откатить назад.
В 2014 году начались первые санкции, в 2022 году этих санкций стало беспрецедентное количество. Что надо ЦБ делать в этой ситуации? Это тоже суперинтересно. Я не то чтобы завидую людям, которым приходится принимать эти решения, и не хотел бы, скорее всего, оказаться на их месте, но как экономисту мне очень интересно наблюдать за их решениями. Я надеюсь, что студентам тоже интересно. И они не ограничатся тоже, как я тогда не ограничивался, одним словом в ответе на вопрос о состоянии российской экономики.
— Как экономист, как бы вы охарактеризовали изменения в экономике, которые произошли с 2022 года?
— Два года назад я думал, что это сильнее повлияет на нас, чем оказалось на самом деле. Санкции работают на изоляцию, на сокращение ассортимента товаров в магазинах, на повышение цен, на снижение уровня жизни. В этой ситуации есть огромные недостатки, мы все их видим. И в то же время я бы хотел всех призвать искать и позитив тоже — это вызов, с которым сегодня пока мы справляемся.
— На вышкинской странице указано, что вы занимаетесь популяризацией экономики среди школьников. Почему это важно?
— Можно на разных уровнях ответить на этот вопрос. В целях базовой безопасности мы рассказываем детям, что не надо совать пальцы в розетку. Также следует рассказывать, что не надо брать кредиты в той валюте, в которой вы не зарабатываете, и лучше пользоваться надежными финансовыми инструментами, чтобы не терять деньги.
Следующий уровень — это знание о том, что нас окружает. Образованному человеку, который общается с другими образованными людьми, полезно хотя бы на базовом уровне понимать, как экономика устроена.
На более продвинутом уровне уже важно знать, как устроена мировая экономика: почему, когда против России вводят санкции или мы против кого-то вводим санкции, это так или иначе сказывается на ценах в магазинах. Чтобы не задавать глупых вопросов и примерно понимать, чего ждать в той или иной ситуации.
— Как вы думаете, изменилась ли осведомленность школьников и молодежи об экономике в последние годы?
— Мне кажется, отчасти благодаря нашим усилиям, — конечно, не только им — изменилась в лучшую сторону. Выросло очень много проектов по работе со школьниками — теперь это не только Всероссийская олимпиада, как было 20 лет назад, а целый ряд олимпиад, которые фокусируются на разных аспектах и рассчитаны на разные целевые аудитории. Раз есть олимпиады, есть и подготовка к ним: сейчас появилось множество ресурсов, в том числе бесплатных. Вряд ли мы дотянулись до совсем массового школьника, но охват точно стал больше.
«Наша олимпиада не про стены, а про мосты»
— Как именно возникла идея Международной олимпиады по экономике и какую роль вы сыграли в ее осуществлении?
— Раз есть Всероссийская олимпиада по экономике, то было логично спросить, а нет ли Международной олимпиады по экономике. Мы с коллегой по Вышке Дмитрием Дагаевым, с которым вместе работали в жюри Всероса, задались этим вопросом в 2017 году. Оказалось, что сколько-нибудь известной международной олимпиады нет, а национальных олимпиад, помимо Всероссийской, достаточно много.
Идею Вышка поддержала, и в 2018 году мы провели первую Международную олимпиаду по экономике. С тех пор это движение выросло: в этом году в Гонконге прошла уже седьмая олимпиада, участниками которой стали ребята более чем из 50 стран. Это теперь далеко не просто вышкинский проект — в нем участвуют ребята со всех континентов, кроме Антарктиды, и организационная, управленческая команда разбросана по миру, но работает круглый год.
— Повлияли ли на проект Международной олимпиады по экономике события последних двух лет, в том числе связанные с ограничениями в отношении нашей страны?
— Безусловно. Некоторые международные партнеры отказались участвовать, хотя к 2022 году уже было ясно, что, хоть олимпиада и родилась в России, она уже давно не является только российским проектом.
Некоторые партнеры ушли, многие из них уже вернулись, но некоторые поставили условие, что не приедут, если сборная России будет участвовать под своим флагом. Но Международный совет олимпиады, в котором представлены все страны-участницы, принял очевидное решение: мы не будем никого исключать и лишать флагов из-за большой политики, не имеющей к олимпиаде отношения.
Наша олимпиада не про стены, а про мосты. В этом сложном мире, где, к сожалению, стало модно хейтить и отменять, мы создаем для молодых людей возможность межкультурной и межнациональной коммуникации, и это получается, несмотря на то что они приезжают из очень разных стран. Это важно.
— Вы много занимаетесь разными просветительскими проектами, олимпиадным движением, финграмотностью. Есть ли проект, который вы любите больше всего?
— Роскошь работы в Вышке в том, что мы можем позволить себе заниматься интересными вещами. Я не буду отвечать на ваш вопрос, потому что все мои проекты — любимые. Но приведу пример довольно необычной вещи, которой я занимаюсь на своей основной должности как заместитель проректора.
Моя команда вместе с коллегами с факультета гуманитарных наук пять лет назад запустила чемпионат сочинений «Своими словами». В школе учат писать сочинения на уроках литературы и требуют опоры на литературные произведения, но, оказывается, можно писать сочинения и, например, по экономике, юриспруденции, спорту, ИИ — любой теме, которая интересна участнику. Мне это дает очень большую отдачу: я вижу горящие глаза ребят и понимаю, что мы делаем что-то новое, нестандартное, что привлекает внимание десятков тысяч очень ярких молодых людей.
— Отличаются ли сегодняшние студенты от тех, что учились вместе с вами?
— Они больше ценят свое время, им нужно понимать, зачем они тратят его на лекцию. Сейчас гораздо больше возможностей учиться где-то еще, причем бесплатно или почти бесплатно.
Допустим, у меня неплохо получается преподавать микроэкономику, но если студентам в открытом доступе на YouTube доступен полный курс лекций по микроэкономике Йельского университета, одного из лучших университетов мира, зачем им слушать меня?
Преподавателю важно сначала самому себе ответить на вопрос, зачем нужны лекции. Мой ответ такой, и я говорю это студентам при первой встрече: мы тут не для того, чтобы я читал по бумажке то, что читаю уже 15 лет, а для того, чтобы вместе о чем-то подумать. Лекция — это сеанс коллективного размышления, и хорошо, когда это размышление наводит студентов на нетривиальные вопросы, о которых преподавателю интересно поговорить. Сделать так, чтобы лекция в аудитории имела ценность по сравнению с видео от профессоров лучших университетов мира, — относительно новая задача для преподавателя, и ее интересно решать.
— Как вам приходится менять процесс преподавания с учетом этих особенностей?
— Если просто прийти и сказать, что сегодня мы изучаем квазивогнутость функции полезности, особенно в Высшей школе бизнеса, студенты на тебя посмотрят как на идиота: «Чувак, а зачем это надо нам? Мы собираемся стартапы создавать, там это где применяется?»
Приходится курсы перерабатывать (и квазивогнутость функции полезности из курса в ВШБ надо просто выкинуть) и объяснять, что даже фундаментальные знания, которые напрямую нигде не применяются, тем не менее не бесполезны: они учат навыку решения сложных задач, которые вы раньше никогда не видели. Даже если ваши реальные задачи в бизнесе не будут касаться тех вещей, которые мы тут с вами обсуждаем, способность комплексно и по-новому посмотреть на сложную проблему вам пригодится.
Без этого понимания студенты перестают ходить на пары, перестают стремиться к высоким оценкам, стараются сдать курс хоть как-то. Преподавателю нужно становиться в большей степени шоуменом, чем раньше. Я знаю, что у некоторых коллег это вызывает большое раздражение, но я считаю, что это неизбежно наступит, и это не плохо само по себе.
— Чем вам запомнилась ваша собственная учеба в Вышке, как она на вас повлияла?
— Я поступил в 2005 году, Вышка тогда еще была молодым университетом. На втором курсе мы переехали на Покровку, которую только что освободила Военно-инженерная академия. Там тогда не было никаких атриумов, это был целый квартал полуразвалившихся зданий, сначала даже без отопления, частично без окон, со скрипучими дверями и полуразрушенными лестницами. Но, если тебе читают интересные лекции, можно и в куртке на них сходить. Тогда довольно быстро все отремонтировали, но свой текущий впечатляющий вид Покровка приняла, когда я уже работал преподавателем.
Нас было меньше, и мы много времени проводили в университете, поэтому и учились неплохо, и сейчас со многими поддерживаем связь.
— Что изменилось в Вышке со времени вашего студенчества?
— Вышка стала гигантским университетом и очень известным. Мы сейчас один из крупнейших вузов в стране, а 15–20 лет назад название «Высшая школа экономики» приводило некоторых в недоумение: что еще за школа, ты же вроде бы школу уже окончил?
В большом размере много плюсов, но неизбежная оборотная сторона — бюрократизация. Сейчас из-за размера приходится много времени тратить на вопросы, которые в маленькой организации решались бы одним звонком. Но организация такого размера, как Вышка, не может управляться так, как маленькая структура из ста сотрудников, поэтому здесь есть много не всегда понятно зачем нужных процессов. Вышка пошла по пути огромного университета, значит, сталкивается с особенностями этого пути.