Петиция прогресса: как лоббисты ускорили промышленную революцию
Автор: Михаил Галкин, стажер-исследователь Проектно-учебной лаборатории экономической журналистики НИУ ВШЭ специально для HSE.Daily
Современное различие уровней доходов между развитыми и развивающимися странами было заложено в период промышленной революции конца XVIII — начала XX века, уверен Дмитрий Веселов. И изучение промышленной политики того времени, будь то инвестиции в инфраструктуру и образование, полемика о торговых барьерах или укрепление системы институтов торговли, является своего рода ключом к пониманию существующей дифференциации стран по уровню доходов.
Исследователи предложили в своей работе модель промышленной революции, в рамках которой осуществление политики, поощряющей развитие, на государственном уровне происходит за счет ее лоббирования различными группами интересов.
Важность лоббирования последовательно доказывают современные исследования в области политической экономии. Так, профессор Кембриджского университета Токе Айдт в соавторстве с сотрудником Иерусалимскогоуниверситета Рафаэлем Франком показал, что в 1830-х годах наиболее важным фактором, определяющим распределение голосов в парламенте Великобритании, были именно письменные обращения. К схожей оценке значения петиционной активности для индустриализации приходят профессор Лондонской школы экономики Шонхардт-Бэйли, сотрудник Нортумбрийского университета Генри Миллер и др.
«Если мы будем моделировать влияние политической системы на долгосрочное экономическое развитие, то столкнемся с двумя противоположными формами правления, — продолжает Дмитрий Веселов, — такими как абсолютная монархия, когда правитель самолично принимает решение об осуществлении той или иной реформы, и демократическая система, поддерживаемая всеобщим избирательным правом, в рамках которой предпочтения большинства избирателей определяют ход реформ».
Великобритания и США в качестве объектов исследования были выбраны не случайно: в XIX веке, в период промышленной революции, оба государства не были ни абсолютными монархиями, ни странами со всеобщим избирательным правом, и их внутриполитическая система позволяла широкому кругу лиц, будь то землевладельцы, торговцы, банкиры или простые горожане, подавать петиции в парламент (британская палата общин и конгресс США соответственно). Иначе говоря, лоббировать свои персональные и классовые интересы. Так, согласно данным парламента Соединенного Королевства, только за 1839 год в стране было подано около 13 тыс. публичных петиций, набравших в общей сложности более 4,5 млн подписей; а по статистике конгресса США, американский парламент получил свыше 500 тыс. петиций за весь период промышленной революции (с конца XVIII века по начало XX века).
«Как мы выбирали релевантные петиции для нашего эмпирического исследования? Несколькими способами. Во-первых, соотносили список тем петиций с обзорами ключевых компонент индустриальной политики. Во-вторых, отбирали петиции, рассматриваемые профильными комитетами конгресса. В-третьих, использовали набор ключевых слов, отражающий содержание петиции, и по этому принципу относили ее к петициям, связанным с индустриализацией», — отмечает Дмитрий Веселов.
Исследователи пришли к нескольким значимым выводам. Во-первых, петиционная активность по темам, связанным с индустриализацией, была немонотонной и достигла своего пика во второй половине XIX века. В своей работе авторы предлагают теоретическую модель, объясняющую совместную динамику лоббирования и структурных изменений. Кроме того, по данным США, доля петиций, связанных с сельским хозяйством, снижалась с ростом уровня развития конкретного штата.
Во-вторых, петиции по темам, связанным с индустриализацией, чаще создавались владельцами капитала (банкирами, торговцами, владельцами фабрик и т.д.). Здесь Дмитрий Веселов делает оговорку: «Очень часто нас спрашивали: “Это же владельцы фирм — зачем им писать петиции? Они подойдут куда нужно и сами обо всем договорятся без всяких публичных действий”. Но на самом деле данные по петициям в США опровергают это суждение. В XIX веке петиции, которые связаны с промышленностью, финансами, инфраструктурой и торговлей, чаще создавались именно владельцами капитала». Мнение эксперта подтверждает и то, что на не связанные напрямую с экономикой темы, как то религия, трезвенность, права человека и др., приходится существенно меньшая доля петиций от капиталистов.
В-третьих, интенсивность лоббирования индустриализации в США была выше в штатах с высокой концентрацией физического капитала. Для штатов с высокой концентрацией земли, наоборот, наблюдается обратный эффект. Этот факт согласуется с предложенным авторами теоретическим механизмом, согласно которому концентрация физического капитала на ранних стадиях развития способствует более интенсивному лоббированию и индустриализации.
Модель позволяет также оценить динамику неравенства доходов. Авторы показывают, что относительное снижение доходов крупных землевладельцев и рост доходов крупных капиталистов в 1750–1900-х годах являются следствием промышленной революции.
Более того, полученные факты могут помочь лучше понять современный экономический рост, уверен Дмитрий Веселов. «Простая неоклассическая модель, учитывающая разные виды капитала, может показать, что если мы не вкладываемся в следующую реформу (инвестиции в инфраструктуру, развитие финансовой и банковской системы, системы образования и т.д.), то произойдет замедление технического прогресса, — подчеркивает эксперт. — После 2008 года, несмотря на структурные изменения, в мире наблюдается более медленный экономический рост, и полисимейкерам необходимо ответить на этот вызов, в т.ч. в рамках политической конкуренции, обсуждая, что можно предложить, чтобы достичь лучшего результата».