Выделение гомогенных групп в социальной структуре российского общества (на материалах представительных опросов экономически активного населения 1994, 2002, 2006 гг.)

К концу прошлого века в научной литературе все чаще высказывалось мнение, что возникающие в социальном пространстве группы являются не «реальными», а «возможными» классами [Бурдье П., 1993]. Более того, нередки утверждения, что «социальные группы не существуют, реальны лишь социальные отношения». [Качанов, Шматко 1996, c. 103] В работах многих видных сторонников постмодернизма обосновывалась идея, что в современном обществе люди освобождаются от социальных форм индустриализма, в частности, от деления на социальные классы и слои [Бауман 2002; Бек 2000; Pakulski 1996].

В 2000 — 2005гг. на страницах ведущих западных журналов прошли дискуссии по проблемам социального неравенства и социальных классов. Сопоставлялись традиционные модели классов (как в неомарксистской, так и в неовеберианской интерпретации) и предложенная современными американскими авторами (Д. Грусски и другие) модель социальных классов как рода занятий (occupations), выступающих фундаментальными единицами эксплуатации [Sorensen 2000; Wright 2000, 2002; Goldthorpe 2000, 2002; Rueschemeyer, Mahoney 2000; Grusky, Weeden 2001,2002, 2005; Scott 2002].

Итогом дискуссий была общая позиция признания социальных классов как материальной реальности, имея в виду распределение собственности и дохода и связанные с этим жизненные шансы. Участники обсуждений акцентировали внимание на изучении реальных социальных неравенств на основе выявления реальных групп как обладателей определенных ресурсов: экономических — владение землей, предприятиями, рабочей силой и т.д.; политических (власть в обществе, на рабочем месте и т.д.); социальных (доступ к высокостатусным социальным сетям, социальным связям, ассоциациям и клубам); престижных («хорошая репутация»; слава; уважение и унижение); человеческого капитала; культурного капитала [Grusky 2001, p.3-51]. Проблема состоит в нахождении наиболее адекватных индикаторов реальных групп.

Наша проблемная исследовательская ситуация состоит в том, чтобы, опираясь на результаты, полученные ведущими западными учеными при изучении своих обществ, решить проблему конструирования модели социального неравенства и выявления реальных социальных групп в обществе совсем другого типа. Это и должно послужить нашим вкладом в «поле» этих дискуссий.

Исходной посылкой исследования является тезис, что Россия относится к евроазийской цивилизации, которая существенно отличается от европейской (атлантической) модели по институциональной структуре и системе ценностей. В отличие от стран Центральной и Восточной Европы в России сохранился в преобразованном виде этакратизм с присущими ему слитными отношениями «властьсобственность», которые получили частнособственническую оболочку, но по существу остались неизменными.

Что касается специфических черт социальной стратификации в России, то здесь нами проверялась гипотеза, согласно которой в современной России сложился своеобразный тип социальной стратификации, который представляет собой переплетение по-прежнему доминирующей сословной иерархии, определяемой рангами во властной структуре, и элементов классовой дифференциации, задаваемой владением собственностью и различиями по месту на рынке труда.

Отсюда и различие исследовательских задач решаемых нами и западными коллегами. Мы изучаем социальное неравенство и крупные социальные группы в этакратическом обществе, где эти взаимодействующие группы классоподобны, но не являются классами в собственном смысле слова. Их скорее можно определить как сословно-слоевые образования в силу детерминирующих их формирование и воспроизводство факторов. Поэтому необходимо при формировании системы индикаторов для выделения реальных (гомогенных) социальных групп, принимая во внимание применяемые западными социологами критерии, учитывать специфику всей системы социально-экономических отношений, включая особенности отечественного рынка труда и занятости. Как и классы, эти слои внутренне фрагментированы, их представители различаются по характеристикам, связанным с гендером, этнической принадлежностью, религией, типом поселения, регионом и т.д. Последние и сами по себе выступают значимыми источниками неравенства и идентичности.

Природа социальных объектов такова, что проблема выделения элементов социальной структуры сводима к поиску гомогенных, реальных социальных групп, состоящих из людей с более или менее близкими, сходными характеристиками, на которые распадаются индивиды (носители этих характеристик) в реальной действительности.

Отбор системообразующих признаков и классификация индивидов на их основе для атрибуции их принадлежности к разным социальным группам обычно производится на основе a priori заданной теоретической схемы. Но если перед исследователем стоит задача проверить применяемые теоретические схемы и попытаться непредвзято выявить группообразующие критерии из всего пространства признаков, характеризующих исследуемую совокупность, то в математическом смысле она может быть разрешена с помощью энтропийного анализа, который и был применен нами. (Методические пояснения см. ниже, в разделе 9). При выделении в пространстве с наименьшим значением энтропии групп, в них наблюдаются наименьшие отклонения от средних значений показателей, по которым эти группы выделяются. Близость значения энтропии пространства к минимальному указывает на значимость данного пространства среди множества всех социальных пространств в данной совокупности респондентов. Тем самым мы получаем возможность непредвзятого решения проблемы выделения наиболее значимых факторов неоднородности социального пространства, т.е. критериев социального неравенства в исследуемом обществе.

В результате реализации указанного метода было установлено, что в числе наиболее резко дифференцирующих совокупность опрошенных не проявились такие факторы, как образование (человеческий капитал), социально-профессиональный статус респондента (воплощенный человеческий капитал), социальные сети (социальный капитал), мотивация респондента и т.д. Наибольшей дифференцирующей способностью обладают признаковые пространства, объединяющие в себе такие характеристики респондентов, как владение предприятием или фирмой, владение ценными бумагами или облигациями, основной источник дохода, властные полномочия и «попытки организовать собственное дело». Таким образом, в России неравенство между людьми в большей степени определяется их отношением к капиталистической собственности и объемом располагаемой власти. В то же время, в ряд значимых не вошли пространства признаков, относящихся к личностным социально-психологическим качествам и ресурсам человека. Это подтверждает, что в современном российском обществе социальное неравенство в большей степени детерминировано объективными социально-экономическими факторами. Иными словами, собственность и власть в нашей стране являются не столько результатом эффективной реализации собственных ресурсов, сколько результатом стечения обстоятельств, лежащих за пределами исследуемого нами пространства факторов.

Опираясь на полученные результаты при использовании энтропийного анализа, мы попытались сконструировать образы реальных групп в форме статистических кластеров, однородных в макропространстве «власть — собственность». Это макропространство на самом деле является трехмерным, в котором индивиды группируются по осям меры обладания властными полномочиями, меры владения предприятием и меры обладания ценными бумагами.

Выделенные кластеры были интерпретированы как реальные социальные слои в терминах, принятых в стратификационных концепциях. Тем не менее, о реальности групп, которые можно выделять в пространствах, образованных данными переменными, на наш взгляд, говорить преждевременно; корректнее, видимо применить термин «протореальная группа», или, пользуясь более принятой терминологией, «группа-в-себе». Реальные (гомогенные) группы в масштабах всего постсоветского общества находятся в процессе формирования.

При использовании другой совокупности методов за базовую единицу классификации нами принимается не индивид, а вид занятий, интеграция которых в роды занятий обозначала получение искомых реальных социальных групп. В мировой практике эмпирических социологических исследований используется весьма ограниченный набор индикаторов социального положения людей, их принадлежности к определенной социальной группе (классу, слою и т.д.). И среди этих социальных индикаторов особое место занимает род занятий. Последний выступает как синдром свойств, характеристик социальных субъектов. В названиях занятий «зашифровано» множество характеристик конкретных видов экономической активности, заключена совокупность качеств, навыков и умений, знаний, которыми должен обладать индивид как актор данного вида деятельности. Это высоко информативный показатель. Объединение определенных «профессий» в социальные классы в европейском подходе основано на том, что последние сложились в соответствующих странах как социальный институт и воспринимаются как реальные социальные группы.

В нашей практике мы производили отнесение того или иного вида занятий к тому или иному социальному классу/слою на основе экспертных оценок с учетом таких характеристик как 1) соотношение исполнительских и организаторских функций; 2) степень многообразия функций, нестереотипности, творчества, эвристичности; 3) степень самоорганизации в труде; 4) экономическая оценка сложности труда на рабочем месте (строится на основании показателя «уровень образования»); 5) социально-экономическая оценка измеряемой рабочей позиции (строится на основании показателя дохода).

Для изучения динамики социально-профессиональной структуры и решения ряда задач экономической и социальной политики нами была разработана (на основе объединения занятий по сходству их социально-экономических характеристик) следующая типология социально-профессиональных слоев в современной России: 1. Предприниматели, коммерсанты; 2. Управляющие и чиновники высшего звена; 3. Управляющие и чиновники среднего звена; 4. Руководители низового звена; 5. Высококвалифицированные профессионалы; 6. Профессионалы с высшим образованием; 7. Работники со средним специальным образованием; 8. Работники нефизического труда (в торговле, обслуживании); 9. Высококвалифицированные рабочие; 10. Квалифицированные рабочие; 11. Не и полуквалифицированные рабочие; 12. Работники квалифицированного труда в сельском х-ве; 13. Работники малоквалифицированного труда в сельском х-ве; 14. Самозанятые.

В европейской неовеберианской (доминирующей) традиции именно так общепринято конструировать социальные классы. После известной классификации ISCO 88 (International Standard Classification of Occupations 1988) все последующие дискуссии шли в направлении ее уточнения [Societes Сontemporaines 2002]. Для сопоставления социальной структуры современного российского общества с социальной структурой европейских стран мы использовали материалы Европейского социологического обследования [http://ess.nsd.uib.no]. Мы провели сравнение на основе классификационной схемы Голдторпа-Эриксона-Портокареро. «Список» социальных классов по этой схеме выглядит следующим образом: два высших служебных класса (service classes), включающих в себя профессионалов, топ-менеджеров, чиновников, а также крупных и средних бизнесменов; затем следуют работники нефизического труда средней и низшей категорий; самозанятые, супервайзеры, квалифицированные и неквалифицированные рабочие, сельские работники и фермеры. Данная схема в качестве ключевых критериев группировки использует профессиональную принадлежность индивидов (их схожесть по роду занятий), характер занятости и тип заключенного трудового контракта.

При сопоставлении России с другими европейскими странами было обнаружено: крайне малая доля самозанятых в России (2%) на фоне более высокой доли самостоятельных работников в европейских странах(7-22%);повышенная доля квалифицированных рабочих; преобладание рабочего класса в России (41,7%), что можно объяснить наследием

советского промышленного комплекса. Более того, данные, собранные нами по динамике социально-профессиональной структуры занятого населения России за 1994-2006 гг.показывают ее консервативную застойность, Так, доля предпринимателей, выросшая, было, с 2,6% в 1994г. до 4,4% в 2002г., упала затем до 4% в 2006г. Резко снизилась доля высококвалифицированных профессионалов после 1994 г. (с 8,2% до 4,2%), что связано с масштабной иммиграцией работников интеллектуального труда в развитые страны. Снизилась и доля массовых групп профессионалов (с 18,6% до 12,5%). После резкого спада в начале1990-хгг. наблюдается стабильный рост доли квалифицированных рабочих (с 25,2% до 32,4%).

Таким образом, в отличие от стран, демонстрирующих становление информационной экономики (динамично растущая доля высококвалифицированных профессиональных групп в структуре общества, замещение физического труда преимущественно интеллектуальным), социально-профессиональная структура, сохранившаяся в России, свидетельствует, что в стране по-прежнему сохраняется поздний индустриализм с преобладанием рабочих и низкими показателями доли профессионалов и квалифицированных управляющих.

В то же время есть, по крайней мере, два существенных системных ограничения для применения данного метода нахождения реальных социальных слоев/групп. Первое ограничение связано именно с Россией, ее специфической историей. Речь идет о связи видов и родов занятий с институциональной системой общества и социальной закрепленностью общностью ценностей и норм, передающихся от поколения к поколению. [Кивинен 1994, 2004] В России же мы имеем дело именно с занятиями, различающимися характером (т.е. содержанием и условиями) труда, а не качественными статусными характеристиками, выработанными корпоративностью общей принадлежности к одной профессии. Отсюда вытекает «рыхлость» ее структуры с неустойчивыми занятиями и престижностями.

Второе связано с тем, что зачастую конкретные виды экономической активности обладают меньшей исторической стабильностью, чем социальные классы, слои, к которым они принадлежат. Социальные классы в своем воспроизводстве меняют круг «присваиваемых» ими видов занятий, сохраняя характер родов занятий.

При только что высказанных оговорках (предположив псевдореальность выделенных нами путем объединения видов занятий групп), мы можем их использовать как рабочий инструмент при решении целого ряда прагматических задач управления человеческими ресурсами.

Оба примененных нами метода дали определенное приближение к искомым реальным социальным слоям (группам). Ибо и тот, и другой соответствуют теоретической конструкции, которая предложена нами для раскрытия этого понятия. Реальные группы выступают субъектами и объектами реальных социальных отношений (власти, эксплуатации и т. д.). Среди признаков реальных социальных групп выделяются следующие: гомогенность по основным статусным характеристикам (власть, собственность, престиж, культурный, социальный и человеческий капитал); самовоспроизводство; гомогенность по характеру труда; отличная от других групп система социальных связей; самоидентификация и взаимная идентификация внутри группы; общие черты ментальности, сходные потребности, мотивация к труду; общие стиль жизни, социальные нормы и ценности; идентификация со стороны общества.

Поэтому к реальным группам вполне применимо также наименование «гомогенные группы». Выделение реальных групп позволяет совершенно четко представить себе социальную структуру общества и обоснованно заниматься экономической и социальной политикой.

Для решения разных по целям и содержанию научно-исследовательских аналитических и прагматических задач более адекватна одна из рассмотренных классификаций.

Для измерения человеческого капитала выделенных альтернативными методиками реальных социальных применялся специально сконструированный индикатор, в состав которого вошли признаки, содержащие информацию об уровне образования респондентов, его квалификации и профессиональных навыках, организаторских и предпринимательских способностях, характеристиках семьи и состоянии здоровья. В результате расчетов было получено, что наименьшим человеческим капиталом обладают не- и полуквали-фицированные рабочие, причем по всем входящим в индикатор компонентам. Наиболее благополучной в этом отношении является категория высококвалифицированных профессионалов. В целом распределение рассматриваемого показателя по выделенным социально-профессиональным группам соответствует составленной нами иерархии (см. список ПСГ) за исключением самозанятых и предпринимателей, которых условно можно поместить между профессионалами с высшим образованием и работниками со средним специальным образованием.

Однако более драматичный результат был получен при расчете индикатора человеческого капитала кластеров, выделенных в пространстве «власть-собственность». В среднем по данному показателю представители массовой группы, объединившей низшие и промежуточные слои (74% респондентов), более, чем в два раза уступают представителям малочисленных (22% респондентов) средних слоев, и более чем, в три раза — представителям высших слоев (4% респондентов). Таким образом, крайне важным аспектом социально-экономического неравенства в нашей стране становится угрожающий разрыв в качестве человеческих ресурсов между основными социальными группами.

Публикации, выполненные в рамках данного проекта:

Шкаратан О.И., Ястребов Г.А. Социально-профессиональная структура и ее воспроизводство в современной России. Предварительные итоги представительного опроса экономически активного населения России 2006 г. WP7/2007/02. – М.: ГУ ВШЭ, 2007.

Шкаратан О.И., Ястребов Г.А. Социально-профессиональная структура населения России. Теоретические предпосылки, методы и некоторые результаты повторных опросов 1994, 2002, 2006 гг. // Мир России. 2007. №3

Shkaratan O. Social Order of Contemporary Russia: the New Form of Soviet Etacrat-ism? / The Transformation of State Socialism: System Change, Capitalism, or Something Else? (Studies in Economic Transition). David Lane (Ed.). Palgrave Macmillan, 2007