«Юристы не должны заниматься приумножением сущностей»: нужно ли регулировать блокчейн и как это делать
Автор: Алексей Скворцов, стажер-исследователь Проектно-учебной лаборатории экономической журналистики НИУ ВШЭ специально для HSE.Daily
Переложить технологию на юридический язык
Слово «блокчейн» используется в разных значениях в разных контекстах. «С точки зрения технологии больших разногласий нет, а вопросы возникают тогда, когда юристы пытаются этот блокчейн привязать к существующим правовым категориям», — отмечает модератор круглого стола, научный руководитель факультета права ординарный профессор Антон Иванов.
Антон Иванов
«Вопросы цифровизации всех очень сильно возбуждают, но многие говорят о разном, используя одни и те же термины. Нужно договориться о терминах, а потом подумать о том, какое регулирование к ним привязать», — уверен он.
Вопрос правового регулирования блокчейна сейчас стоит остро, проблему надо решать, «иначе технология останется технологией, а право — правом, и они пойдут порознь». Регулировать можно с помощью разных подходов — через объект блокчейна или через правоотношения, однако сначала надо определить, «чем эти отношения отличаются от тех отношений, с которыми мы много лет имеем дело», рассуждает Антон Иванов.
Основная идея блокчейна всегда была свойственна и праву — оба этих вида отношений имеют целью «сделать участников соответствующих отношений уверенными в том, что правовые последствия возникнут», однако далеко не всегда у участников соответствующих отношений такая уверенность есть. Поэтому «право пытается привлечь самые разные дополнительные категории, гарантии и элементы для того, чтобы люди были уверены», поясняет эксперт. «Иными словами, нам придется понять технологию в общих чертах, чтобы переложить ее на юридический язык, — заключил Антон Иванов. — Начинать надо с технологии блокчейна, а потом думать, как ее привязать к правовому регулированию».
Децентрализованно не равно анархии
При попытке определить содержание отношений, возникающих при использовании блокчейна, юристы сталкиваются с массой трудностей. «Блокчейн и все отношения, которые возникают в связи с его использованием, возникают в цифровой среде», в связи с чем есть необходимость рассматривать проблему «в союзе со специалистами, которые разбираются в вопросе», подчеркивает советник директора Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ, доктор юридических наук и профессор РАН Сергей Синицын.
Сергей Синицын
Главная задача подобного обсуждения — определить правовую сущность рассматриваемой технологии: «Сказать, что это гражданские отношения, осложненные технологическим элементом, — не сказать ничего. Но и отрицать бытие цифрового имущества невозможно», — отмечает он. Изначально, по словам Сергея Синицына, вопрос о правовой дефиниции отношений в блокчейне появился в сфере интеллектуальной собственности: нужно было определить принадлежность отдельных объектов в цифровом виде. «Однако юристы не должны заниматься фантазиями, приумножением сущностей. Если мы под блокчейном понимаем возможность существования и взаимодействия субъектов права, то у нас есть все основания говорить о возникновении нового гражданско-правового сообщества, для которого нужны новые регуляторы, какие-то новые принципы», — подчеркивает он.
Фактически, с точки зрения профессора, речь идет о «сообществе, включающем лица, у которых находятся записи о цифровых объектах». Вопрос отношений именно между участниками этого сообщества и подлежит регуляции. «Что значит децентрализованно? Это не значит неуправляемо», — считает Сергей Синицын. Он отмечает, что в этой системе есть основания в том числе для дискриминации: «Начало эры блокчейна обозначит конец традиционных систем данных и запустит новый виток проблемы их защиты». Особенно это актуально «для личных неимущественных отношений». «Векторы правового регулирования не должны игнорировать вызовы новой реальности, необходимо реализовать регулятивный потенциал права в этой сфере», — заключает эксперт.
Кандидат юридических наук, директор Центра правового развития ЦСР Максим Башкатов обращается к международному опыту: «В каждом национальном правопорядке есть внутренние проблемы адаптации цифровых объектов». Вслед за Сергеем Синицыным он замечает, что практически всегда при определении содержания отношений, возникающих при использовании блокчейна, в юридическом пространстве используются аналогии с уже существующими институтами права.
Максим Башкатов
«Но, возможно, цифровые объекты настолько сильно отличаются, что аналогию лучше не использовать?» — предполагает он. Например, есть такой критерий объекта в гражданском праве, как наличие определенных прав и обязательств у участников соответствующих отношений. Однако, говоря об отношениях, основанных на технологии блокчейна, «мы не можем конкретно определить обязательства, их содержание», в том числе важен тот факт, что «мы не знаем ни механизма перемены лиц, ни механизма обеспечения» соответствующих обязательств, отмечает Максим Башкатов.
В этом контексте актуально рассмотрение критерия принадлежности, реализация которого в континентальном праве связана с наличием «третьего лица, которое обеспечивает проверку принадлежности» (наиболее очевидным примером такой схемы является реестровая система). Но при этом, продолжает Максим Башкатов, рассматривая отношения внутри блокчейн-сообщества, мы можем заметить очевидную проблему такого определения принадлежности объекта: «Здесь у нас нет третьего лица — это делает система. То есть юридических гарантий у нас не будет».
Аналогичная проблема существует и при определении критерия распоряжаемости в рассматриваемых отношениях. «Без посредника у нас нет внешней видимости распоряжения — кто отвечает по закону за это? В цифровом объекте у нас нет ни новых способов принадлежности, ни новых способов распоряжения, есть только совокупности данных», — констатирует Максим Башкатов.
«То регулирование, которое есть на данный момент, — оно не то что недостаточное, оно, по сути, ничего не регулирует», — сетует аспирант департамента частного права факультета права НИУ ВШЭ Василий Попов. Например, при обращении взыскания на криптовалюту в исполнительном производстве и банкротстве возникает масса проблем. Начнем с того, что большинство держателей цифровых объектов не разглашают информацию о наличии у них подобных активов. «Признание криптовалюты как имущества в целях исполнительного производства не дает ответов на вопросы о том, как идентифицировать, оценивать и реализовывать взыскание таких активов. Кроме того, приставы про криптовалюту наверняка вообще не знают», — рассуждает Василий Попов. «Один из немногих предлагаемых вариантов взыскания при делах о банкротстве — это передача ключа, но и здесь много вопросов. Должник может просто соврать, что потерял ключ», — добавляет он. Впрочем, как отмечают другие участники дискуссии, даже при наличии ключа нет никаких формальных процедур перевода цифровых объектов в деньги для их взыскания.
Регулирование vs криптоанархизм
Ключевое понятие для рассматриваемого вопроса — «информационная идентичность», уверен Антон Иванов. «Вместо ручной сверки данных это делает машина, а право должно определить требования к этой машине», — отметил он. «Необходимы тождественные индивидуализирующие признаки для блокчейна, чтобы признать его в правовом поле и наделить соответствующими функциями», а если такие признаки обнаружить не удастся, необходимы будут «процедуры, позволяющие определить то, кому принадлежат те или иные объекты», добавляет профессор.
Проблемы регулирования правоотношений в сфере блокчейн-технологий, в том числе обозначенные выше, могут быть непреодолимыми или по крайней мере существенными причинами для отказа от регуляции рассматриваемой сферы в целом, полагает кандидат юридических наук, доцент факультета права, заведующий Центром трансформации юридического образования Роман Янковский. Себя в вопросе правового регулирования блокчейна он называет криптоанархистом.
Роман Янковский
Позиция Романа Янковского — не вмешиваться в процессы автоматического исполнения обязательств, которые фиксируются с помощью блокчейна.
Один из основных способов заключения сделок с использованием технологии блокчейна — это смарт-контракты (smart contract, умный контракт, — компьютерный протокол, предназначенный для автоматизации исполнения условий и соглашений в рамках децентрализованных систем; по сути, это компьютерная программа, которая отслеживает и обеспечивает исполнение обязательств при сделках. — Ред.).
Определив смарт-контракт как «транзакцию, в которую включены условия ее совершения», Роман Янковский приходит к выводу, что в случае попыток регуляции совершения подобных сделок «придется зарегулировать весь интернет, в том числе распространить на все транзакции с виртуальным имуществом какой-то правопорядок». Обосновывая абсурдность данного предложения, он приводит в пример уже существующие игровые валюты, которые также работают на основании цифровых алгоритмов с автоматическим исполнением. «Но как будут работать суды в онлайн-играх?» — задается вопросом Роман Янковский.
С точки зрения эксперта, если в системе невозможно нарушить какой-то контракт, мы не должны в эту систему вмешиваться. «Здесь недостаточно ценности регулирования, недостаточно оснований для того, чтобы что-то ограничивать», — считает он. Попытки зарегулировать экономику блокчейна, ввести судебные практики и «гражданско-правовые способы защиты слабой стороны» в значительной степени навредят уже эффективно работающей системе, уверен Янковский.
Максим Башкатов критически относится к такому подходу: нельзя отказываться от вмешательства права даже в случае, если система уже работает, уверен он. «Проблемы и обман могут быть везде», — подчеркивает директор Центра правового развития ЦСР.
«Нужно поддерживать баланс между неизменностью результатов и их оспариванием, иначе самоисполнения обязательств достигнуть вообще не удастся и столь перспективная сфера, как смарт-контракты, будет разрушена многочисленными спорами», — полагает Антон Иванов.
Пилотные проекты в России и перспективы развития
Эксперт, экс-директор по продуктам лаборатории блокчейна Сбера Константин Клименко, исходя из собственного опыта внедрения блокчейна в экономические сделки, отмечает немало рисков в использовании технологии в договорных отношениях. «До сих пор деньги, которые там вертятся, имеют слабую юридическую определенность. Блокчейн в России легализован только как часть концепции цифровых активов», — отмечает он. Однако, добавляет эксперт, «его можно расценивать как более универсальный актив» в случае применения блокчейна внутри сделок РЕПО (от англ. repo, repurchase agreement, — вид сделки, при которой ценные бумаги продаются/покупаются и одновременно заключается соглашение об их обратном выкупе/продаже по заранее оговоренной цене. — Ред.).
Сделка РЕПО по общему правилу предполагает заем под обеспечение ценными бумагами. «Ценные бумаги требуют постоянной переоценки обеспечения: в зависимости от изменения цены необходимо либо добавить обеспечение, либо погасить часть кредита», — поясняет Константин Клименко. Технологию блокчейна в этой схеме возможно использовать для автоматического формирования и передачи поручений о перераспределении этих активов для Национального расчетного депозитария (НРД). «Здесь блокчейн — это часть инфраструктуры, по которой стороны обмениваются поручениями между собой и НРД», — говорит эксперт. По сути, «технические особенности блокчейна усиливали надежность этой системы», то есть с точки зрения права «все эти сущности в блокчейне не были ни деньгами, ни чем-то еще, а просто информацией, поручениями, которыми обменивались стороны», блокчейн выступал информационной системой. Технически эта информация хранилась не на централизованном сервере, а все участники являлись держателями инфраструктуры, в которой хранились репликации блокчейна. Таким образом, «изменить узел с одной стороны нельзя», но возникает другой риск: если «зловредных» узлов слишком много, то информация в системе может быть сфальсифицирована. По оценке Константина Клименко, для подтверждения тождественности записей достаточно обеспечения их идентичности в 15–20 достоверных источниках или как минимум в нескольких сотнях источников, если неясно, являются ли последние доверенными. Высокая доля несовпадений делает источники априори не заслуживающими доверия.
О другой возможности для развития технологии — в области цифрового нотариата — рассказала кандидат юридических наук, доцент департамента частного права факультета права НИУ ВШЭ Надежда Сучкова. По ее словам, технологии распределенного реестра пока не используются в деятельности нотариуса, однако здесь обнаруживается возможность развития отрасли, так как сама суть блокчейна соответствует цели работы нотариата — обеспечение достоверности данных. Как выразился модератор дискуссии Антон Иванов, «нотариат — это, по сути, аналоговый блокчейн». Однако и здесь вопрос правового регулирования остается открытым.
Стажер-исследователь Лаборатории экономической журналистики специально для HSE.Daily
Все новости автора
Иванов Антон Александрович
Научный руководитель факультета права