Сергей Степанов: «Я даже не знаю, что я больше люблю: бег или работу»
Сергей Степанов, академический со-руководитель Совместной программы по экономике НИУ ВШЭ и РЭШ отвечает на вопросы Ольги Крыловой о руководстве совместной программой, научной работе с коллегами и студентами и своем втором большом увлечении - беге
Расскажите о работе академического руководителя Совбака
Во-первых, мы с Ириной Денисовой (академическим руководителем со стороны РЭШ) отвечаем за содержание академической программы. Часть этой работы в том, чтобы отбирать курсы таким образом, чтобы, с одной стороны, они соответствовали наполнению программы, задуманному ее основателями, а, с другой, качество преподавания сохранялось на неизменно высоком уровне, независимо от обстоятельств.
Во-вторых, мы с Ириной стараемся следить, как студенты взаимодействуют с преподавателями. Нужно стараться, чтобе обе стороны были довольны. Периодически (и особенно теперь) у нас появляются новые преподаватели. С ними мы обсуждаем, какие особенности у нашей программы, что нужно учесть при работе с нашими студентами. Потом в конце семестра мы анализируем результаты анкетирования студентов, обсуждаем с преподавателями, как все прошло.
Со студентами я обсуждаю их индивидуальные траектории, советую, какие курсы лучше взять для достижения их целей, утверждаю индивидуальные учебные планы тем, кто едет учиться по обмену. Мы также следим за взаимодействием студентов и научных руководителей на этапе написания выпускной квалификационной работы (ВКР). Кстати, когда я говорю “мы”, я имею ввиду не только меня с Ириной, но и наш замечательный учебный офис в лице Екатерины Антоновой, Людмилы Медведевой и Натальи Петровой - без них мы бы не выжили.
Наконец, я стараюсь продвигать Совбака для привлечения абитуриентов, например, выступаю с просветительскими лекциями в школах или встречаюсь с абитуриентами и родителями.
Расскажите, как вы стали экономистом. Сложно ли было переменить свою карьеру и прийти после специалитета по авиационной инженерии в экономическую магистратуру РЭШ? Думаю, это интересно многим студентам-экономистам, поскольку экономика состоит из разительно отличающихся областей, и, бывает, что студенту боязно решиться и попробовать нечто новое в родной науке
Оглядываясь назад, думаю, что это было сложно, потому что это было совсем другое время. Замечательно, что сейчас существуют хорошие экономические бакалавриаты, где можно приступить к изучению экономики с самого начала. А когда в 1998 году я закончил специалитет, основным че́лленджем для многих поступавших в РЭШ был как раз перелом при переходе от специалитета другой направленности к магистратуре по экономике. Тем, кто учился на мехмате или физтехе, было проще, поскольку у них был лучше бэкграунд в математике, а мне пришлось узнать много нового, потому что, например, до РЭШ у меня не было никакой теории вероятности и никакой статистики. Теории оптимизации у меня в МАИ тоже никогда не было. Так что всё это впервые встретилось мне в магистратуре РЭШ. Таким образом, мой переход в экономику был сложным, но он состоялся.
Как продолжался ваш путь в экономике после магистратуры?
После магистратуры я сразу поехал получать PhD в Брюссельском Свободном Университете. В этом университете меня, главным образом, привлекал небольшой исследовательский центр ECARES - European Center for Advanced Research in Economics and Statistics – созданный такими звёздами экономической науки как Mathias Dewatripont и Philippe Weil.
Ничуть не жалею о том, что съездил. В конце концов, с будущей женой там познакомился. А, может быть, если бы я остался, я бы тоже не пожалел. Никто ведь не знает, как эти counterfactuals работают.
На каком языке читались курсы?
Учился я на английском, но французский я тоже немного выучил, как побочный эффект от жизни в Бельгии и того, что моя жена - бельгийка. Хотя, признаюсь, французский знаю так себе, на бытовом уровне, и серьезно никогда его не учил. У нас сложилось интернациональное комьюнити, в котором мы общались по-английски, поэтому необходимости учить французский не было, а учить для саморазвития ленился.
А ваша жена знает русский?
Да, ей пришлось выучить русский. Когда мы жили в Бельгии, то мы общались в основном по-английски. Но когда мы переехали в Москву, то она выучила русский. она любит русский, хотя, конечно, он сложный. Однако, в Москве тяжеловато жить без русского. С другой стороны, многие иностранные профессора Вышки без проблем обходятся в столице базовыми знаниями русского.
Возвращаясь к науке, исследования на какие темы вам интересны?
Мне нравятся исследования, где есть конфликты интересов между людьми, и у них неодинаковая информация, т.е. присутствует асимметрия информации. В идеальном мире мы хотели бы, чтобы все обменялись информацией, чтобы у всех было бы одно и тоже знание, и потом все пришли бы к какому-то Парето-оптимальному решению. Однако в реальном мире обмен информацией становится невозможным или, по крайней мере, несовершенным, именно потому, что у людей разные интересы. Меня интересует, с помощью каких институтов можно преодолеть подобные трудности.
Например, у меня есть несколько работ с моим соавтором из Италии Эмилиано Катонини. раньше он работал в МИЭФ, а сейчас – в NYU Shanghai. Одна из наших работ отвечает на такой прикладной вопрос. Представим, что вы руководитель, который принимает решение (decision maker), но у вас недостаточно информации, поэтому вы спрашиваете экспертов, обладающих нужной информацией (Catonini et al., 2019). Например, вы министр, и у вас есть несколько потенциальных советников, которые обладают информацией о возможных эффектах какой-нибудь политики (к примеру налоговой). Или же вы менеджер компании, и вам нужно узнать начинать новый проект или нет, входить на новый рынок или нет. И у вас есть подчиненные, которые вам могут сообщить что-то полезное по этому поводу. Конкретно в нашей статье основным примером был редактор журнала. Редактору посылают статью на публикацию, ему нужно принять решение, и у него есть пул рецензентов, к которым он обращается фактически за советом. Рецензенты пишут рецензии (referee reports). Так вот, в статье мы ставим вопрос: нужно ли получать информацию от каждого эксперта независимо, чтобы они друг с другом не говорили и вообще не знали друг о друге, или же нужно дать возможность экспертам поговорить прежде, чем они расскажут что-то decision maker’у. В реальности в журналах рецензентам не разрешено общаться друг с другом. Но, может быть, это не совсем правильно? В нашей модели основная причина, по которой эксперты могут не захотеть рассказывать правдивую информацию, в том, что они заботятся о своей репутации (мнении других об их способностях), т.е. при некоторых обстоятельствах рецензенты предпочтут соврать. Например, редактору статью прислал большой ученый, и редактор отправляет статью двум рецензентам. Кажется, что раз автор статьи – большой ученый, то он не мог написать ерунду, и надо принимать статью. Но представим, что у рецензента есть какие-то сомнения, что-то в статье ему не нравится. Тем не менее этих сомнений недостаточно, чтобы перевесить априорную веру, что статья все-таки хорошая. Если рецензент заботится о своей репутации, он может побояться рассказывать о своих сомнениях и одобрить публикацию. В таком случае, информация пропадет, ведь сомнения могли быть важными. И тогда лучше дать возможность рецензентам поделиться сомнениями между собой прежде, чем высказывать свое мнение редактору. С другой стороны, если им дать такую возможность, они не захотят признаться, что у них, может быть, были разные мнения о статье. А такая информация тоже была бы важна для редактора. В нашей работе мы изучаем именно такой trade-off.
Разве рецензенты не дают рецензии анонимно?
Конечно, рецензии анонимны, поскольку в противном случае возникала бы коррупционная история. Коррупционная не в смысле денег, а в том смысле, что раз ты похвалил мою статью, то потом я похвалю твою. А если ты написал на мою работу плохую рецензию, то я теперь буду гнобить в журналах тебя и твоих студентов. Чтобы избежать подобных схем, рецензии анонимны. Иногда можно догадаться, кто рецензент, но точно знать невозможно. Но, собственно, анонимность рецензентов для автора не препятствует тому, чтобы разрешить рецензентам поговорить друг с другом.
А почему рецензенты боятся за репутацию, если всё анонимно?
Рецензент боится за свою репутацию в глазах редактора. Рецензент опасается сказать ерунду, неверно интерпретировать свои сомнения. Тогда в будущем к нему не обратятся за рецензией, и вообще он потеряет репутацию в данном журнале.
Есть ли у вас статьи, которые вы писали со студентами?
Да, у статьи, про которую я только что рассказывал, Эмилиано Катонини является только одним из моих соавторов. Второй соавтор – это Андрей Курбатов. Он получил PhD в INSEAD, а в этом году он получил работу в Норвежской школе экономики в Бергене, это очень хорошая европейская школа. Наша статья выросла из бакалаврской диссертации Андрея. В свое время Андрей получил приз за лучшую ВКР на Совбаке. С тех пор мы, конечно, развили его ВКР, и она превратилась в статью, так что у меня есть очень положительный опыт работы со студентами. Бывают истории, когда диссертация студента не превращается в статью, но наводит на какие-то мысли, служащие материалом для статьи.
Расскажите о вашей работе в области корпоративных финансов
Я занимался корпоративными финансами, но не эмпирикой, а теорией, и тоже с точки зрения экономики информации. Таким образом, я несильно поменял свою специализацию. Просто мне стали немного скучна узкая сфера корпоративных финансов, где смотрят на отношения в корпорации, финансирование, акционеров, кредиторов, менеджмент, совет директоров и т.п. Мне захотелось немного выйти за эти рамки и посмотреть на более общие вещи. Историю о рецензентах тоже можно приложить к корпорации, в которой генеральный директор спрашивает совета у подчиненных. В то же время, студенты делают у меня много эмпирических ВКР по корпоративным финансам. Я открыт ко всему. Поскольку я читал много литературы, концептуально я все эти вещи понимаю. Например, Александр Беляков, один из первых выпускников Совбака, писал у меня чисто эмпирическую работу по корпоративным финансам, а потом он уехал на PhD в Wharton. Недавно он успешно защитился, и сейчас он работает в консалтинге, т.е. он не продолжил академическую карьеру, но это, кстати, тоже отличный пример: получение PhD не означает, что ты навеки связал себя с академией. Правда, сейчас с эмпирическими исследованиями стало тяжелее, потому что сильно усложнился доступ с иностранным базам данных.
Расскажите про вашу статью «Corporate Governance in Russia»
У меня есть две обзорных статьи на эту тему: первая вышла в 2009, а вторая была написана в соавторстве с Рубеном Ениколоповым в 2013. Мы описываем состояние корпоративного управления в российских компаниях. Некоторые путают корпоративное управление с менеджментом. Нет, это не менеджмент, а всякие механизмы, которые решают конфликты интересов между акционерами (stakeholders) и менеджерами компаний, между крупными и мелкими акционерами, между акционерами и государством, между двумя крупными акционерами и т.д. Все эти конфликты плохо влияют на компанию, на возможность привлечь финансирование, на эффективность решений и т.п. Чтобы минимизировать негативное влияние, существует много разных институтов как внутри, так и снаружи фирмы. Например, совет директоров, механизм враждебных поглощений или механизм компенсации менеджера, которая будет мотивировать его делать правильные вещи, а не воровать деньги из компании. Есть и много других механизмов. В статье мы просто обозреваем состояние дел в корпоративном управлении в российских компаниях, описываем существующие проблемы, их важность и пути их решения.
Какие данные вы использовали в статье?
Мы сделали обзор более ранних работ, в основном написанных не нами, а другими людьми, которые собирали данные и делали выводы. Кроме того, мы брали данные из аналитических записок о российском корпоративном управлении, составленных различными агентствами, такими, например, как Standard & Poor's.
Чем вы занимаетесь в свободное от работы время?
Во-первых, у меня есть жена и двое детей. Во-вторых, я довольно много бегаю, это мне очень нравится (к счастью, жене тоже, а дети не возражают - чем дольше пробежка родителей, тем больше у них времени поиграть на компе). Я даже не знаю, что я больше люблю: бег или работу. Если я скажу “бег”, это, наверное, будет звучать непрофессионально. Поэтому ничего не скажу. Правда, на бегу можно думать о работе, но не всегда получается. Еще подкасты можно на бегу слушать. Зимой я иногда бегаю в манеже в Крылатском, но, в основном, бегаю в парках, в лесу. Просто по городу тоже люблю пробежаться, в центре или по набережной, например. Бежишь, а рядом люди в кафе едят, пьют - и ты буквально чувствуешь, как они тебе завидуют. В одном месте скучно бегать, поэтому иногда я даже на машине езжу куда-нибудь, просто, чтобы там пробежаться. Если я отправляюсь куда-нибудь на конференцию или на отдых, то всегда беру с собой кроссовки. Самое интересное – это когда ты бежишь в незнакомой местности, особенно в сельской, особенно, когда ты теряешься. Ты хотел побегать час, а вернулся через два с половиной. Еще я играю на гитаре, непрофессионально, для души.
Интервью и текст: Ольга Крылова, стажер международного отдела ФЭН, студентка третьего курса Совместной программы по экономике НИУ ВШЭ и РЭШ, специально для сайта факультета экономических наук
Статьи, упомянутые в интервью:
Catonini, E., Kurbatov, A., & Stepanov, S. (2019). Independent versus Collective Expertise. Available at SSRN 3394209
Enikolopov, R., & Stepanov, S. (2013). Corporate governance in Russia
Lazareva, O., Rachinsky, A., & Stepanov, S. (2009). A survey of corporate governance in Russia (pp. 315-349). Springer US
Фотографии из личного архива Сергея Степанова