Александр Тарасов: «Если научный вопрос мне интересен, я готов поработать в новой области»
Александр Игоревич Тарасов, руководитель департамента теоретической экономики ФЭН и ведущий научный сотрудник центра теории рынков и пространственной экономики в Вышке в Санкт-Петербурге, рассказал об очаровании академического мира и об испытаниях, которые ждут аспирантов, а также о направлениях своей научной деятельности: исследованиях на стыке экономической географии и международной торговли, влиянии железных дорог на экономический рост, позитивной дискриминации при поступлении в вузы и о многом другом
— Расскажите, почему вы пришли в экономику и как выбрали академическую карьеру?
— Я учился на мехмате МГУ, и на 4 курсе встал вопрос, что делать дальше. Это было начало двухтысячных. Девяностые уже прошли, но все равно было много неопределенности, хотя и много возможностей тоже, так что было не совсем понятно, что делать. Математика мне очень нравилась и нравится сейчас, но я не чувствовал себя математиком, который занимается научными исследованиями, так как это весьма специфическая в моем понимании вещь. Мне это было неинтересно, да и считал, что у меня не получится. Я с красным дипломом окончил мехмат, но всё же был достаточно критичен к себе. Программировать, чем занимались многие мои друзья, мне не хотелось. Кстати, до сих пор не люблю программировать, даже в рамках научных исследований. Как и сейчас, в то время экономическое и финансовое направления были популярны, в том числе среди тех, у кого первое образование – математика, физика и т.п. Я узнал про РЭШ и поступил туда в магистратуру.
— И в РЭШ вы поняли, что хотите связать карьеру с исследованиями, так?
— Да, в какой-то момент мне захотелось идти в академию. Достаточно часто ко мне приходят студенты, которые хотят ехать на PhD, и спрашивают совета о том, нужно ли ехать. Честно говоря, я отвечаю, что нужно ехать, только если вы очень сильно этого хотите, если вы не мыслите свою жизнь без науки, потому что PhD, особенно в экономике, — это серьезное испытание. Я мало что знал об этом, когда поступал. То ли я не захотел спросить, то ли что-то мне помешало, я уже не помню. Если б я знал, что включает в себя обучение в аспирантуре, не факт, что я бы на PhD поехал. Но, да, в тот момент я очень сильно хотел заниматься исследованиями, и очевидно, в этом случае надо было ехать учиться в аспирантуру в сильные университеты, которые, в основном, находятся в Европе и США.
— Где вы делали PhD?
— В силу финансовых ограничений я подавал заявки всего в четыре места. В два меня не взяли, в одном взяли без стипендии. В Университете штата Пенсильвания (Pennsylvania State University) мне дали стипендию, так что выбор был очевидным.
— А почему учеба на PhD становится испытанием?
— В мое время учеба на PhD занимала 4-5 лет. Сейчас длительность обучения растет, и шесть лет считается нормой, а иногда даже семь. Вы тратите семь лет своей жизни с довольно неопределенным исходом: конкуренция очень высокая, рынок труда сложный, работу, там, где хотелось бы, и было непросто найти, а сейчас в связи с кризисами стало еще тяжелее. В течение этих 6-7 лет вы очень много работаете, получая хоть и неплохую, но стипендию. Ваши же друзья, которые работают в бизнесе, двигаются вперед по карьерной лестнице, а вы тем временем продолжаете учиться несмотря на уже достаточно солидный возраст. Кроме того, на PhD недостаточно просто вкалывать, надо обладать, на мой взгляд, талантом и немножко удачей, как все говорят.
Но есть и свои преимущества. Если у тебя получается, ты окунаешься в академический мир, который прекрасен, он другой. В нем у тебя много свободы, и в нем твоя работа – это хобби в хорошем смысле этого слова, а ведь к этому мы всегда и стремимся. Но в академический мир надо еще попасть. Я видел много людей, которые уходили после аспирантуры в бизнес, а некоторые даже не заканчивали учебу. Это непросто.
— Но ведь после PhD есть возможность работать в МВФ, Всемирном банке и т.д. Оправдана ли стратегия получать PhD, чтобы занимать более высокие позиции в бизнесе?
— Мое субъективное мнение в том, что, если вы хотите работать в бизнесе, не нужно идти на PhD. Работайте в бизнесе, например, после магистратуры. Потом можно получить дополнительно MBA. Но вкладывать 6-7 лет своей жизни в PhD – это слишком. Представьте: вам 29 лет, а вы только закончили PhD. Да, вы много знаете, вы очень много знаете, но вы только закончили учиться. А ваши сверстники уже давно работают в бизнесе и понимают, что там происходит, и как устроены процессы.
При этом в бизнесе действительно есть определенные направления, где важна научная работа, например, в упоминавшихся МВФ и Всемирном банке, в think tanks, в России — как минимум, в Центральном банке. Конечно, здесь PhD помогает, поскольку оно дает огромнейший бэкграунд и позволяет вырваться гораздо выше, чем та позиция, на которую вы можете претендовать по окончании магистратуры. И тем не менее, мое личное мнение, даже не совет: если нацелен четко на бизнес, то PhD не нужно. PhD нужно, если вы сильно и искренне нацелены на научные исследования. Тогда обязательно надо поступать в аспирантуру.
— Как складывалась ваша карьера после PhD?
— Я преподавал в Мюнхенском университете Людвига и Максимилиана. В Германии в большинстве университетов все еще есть кафедры. Я был частью факультета экономики, но при этом работал на кафедре международной экономики. Заведующей кафедры была Dalia Marin, прекрасный человек, с которой мы шесть лет работали вместе. Она была в каком-то смысле моим руководителем, у нас даже вышла интересная совместная работа (Marin et al., 2018).
— О чем она?
— О делегировании полномочий внутри компании. Мы теоретически пытались понять, в каких случаях компания делегирует решение менеджерам, а в каких случаях решения принимает владелец. Мы связывали эти решения с международной торговлей и аутсорсингом, получали некоторые гипотезы и подтверждали их путем тестирования на данных. Таким образом, это, конечно же, была работа не по экономической географии или пространственной экономике, а по организации фирмы и немножко по международной торговле.
— Вы могли бы рассказать про вашу работу на тему позитивных действий, Affirmative Actions (Krishna, Tarasov, 2016)?
— У меня есть основные направления исследований, но в целом я достаточно разносторонний в плане тем моих статей. Если какой-то вопрос мне кажется интересным, я всегда готов пообщаться и поделать что-то в новой области. И тут была как раз такая ситуация. Мой научный руководитель в Penn State University предложила мне подумать над теоретическими вопросами в области позитивных действий. Уже не вспомню, как мы пришли к этой теме и в чем была наша изначальная мотивация, но в итоге получилась интересная сугубо теоретическая работа о выделении квот при поступлении в университеты для подвергавшихся ранее дискриминации абитуриентов.
В статье мы исходили из трех предположений, которые делали работу новой. Во-первых, мы предполагаем, что каждый абитуриент обладает двумя типами способностей: приобретенными, которым он обучился в течение жизни, и врожденными. Абитуриенты делятся на две группы. В обеих группах распределение врожденных способностей одинаково, но группы различаются по приобретенным способностям. Абитуриент тем успешнее на экзамене, чем выше сумма врожденных и приобретенных способностей. Таким образом, одна из групп сильнее, и это объясняется тем, что у ее членов выше приобретенные способности за счет того, что у них есть доступ к частным школам, репетиторам и т.п. Идея позитивных действий в том, как мы должны выделять квоты на образование, если у нас есть разные группы студентов.
Во-вторых, помимо способностей на поступление в вуз влияют приложенные усилия, и наше второе предположение заключалось в том, что усилия, которые мы тратим на подготовку к вступительным экзаменам, как минимум частично пропадают даром, то есть затраченные усилия нужны только для поступления и не пригодятся в будущем. Конечно, мы можем получать некую пользу от обучения, но перед экзаменом абитуриенты учатся больше, чем они учились бы для себя. Эти чрезмерные усилия и пропадают напрасно.
В-третьих, мы предполагаем, что общество ценит врожденные способности выше, чем они ценятся на вступительных экзаменах, поскольку общество предпочитает дать образование людям, которые с бОльшей вероятностью внесут вклад в общественное благо. Разумно ожидать, что агенты с высокими врожденными способностями с бОльшей вероятностью совершат полезные обществу открытия, чем менее способные, но более подготовленные кандидаты. Другими словами, общество хотело бы, чтоб Альберт Эйнштейн получил образование, даже если бы он плохо показал себя на экзаменах.
— А как вы относитесь к недавнему решению Верховного суда США об отмене позитивной дискриминации при поступлении в вузы страны?
— В нашей работе мы рассматривали только одну из многих сторон позитивной дискриминации. Если исходить только из нее, то в США, где образование платное, положительный эффект такой дискриминации для всего общества более вероятен, чем, скажем, в Индии, где образование субсидируется государством, и конкуренция за места в лучших государственных университетах страны необычайно высока. Повторюсь при этом, что это только одна из многих сторон влияния позитивной дискриминации на общество. И конечно, не надо забывать о справедливости, все-таки позитивная дискриминация выделяет одну группу абитуриентов за счет другой. Видимо, именно этим руководствовался Верховный суд США.
— Вы руководите департаментом теоретической экономики в Вышке. Почему в его названии есть слово «теоретической», подразумевается ли какое-то противопоставление теории и эмпирики?
— Такого противопоставления, конечно, не существует. На сегодняшний день в департаменте теоретической экономики объединены специалисты по микро- и макроэкономике, теории денег и финансов, экономической истории и истории экономических учений. Однако их исследования никак нельзя назвать сугубо теоретическими. В той же микроэкономике есть прикладные исследования. Статья, над которой я сейчас работаю, является чисто эмпирической. Выбор названий является некой условностью, границы между теорией и прикладными исследованиями в рамках департаментов на мой взгляд достаточно размыты.
— А в чем специализируетесь вы? В макре или микре?
— Здесь я всегда шучу. Когда меня называют микроэкономистом, я говорю: «нет-нет, я занимаюсь международной торговлей», я не микроэкономист. Когда меня называют макроэкономистом, я отвечаю, что нет, я также и не макроэкономист, я занимаюсь международной торговлей. На самом деле, то, что рассматривается в международной торговле, связано и с микроэкономикой, и с макроэкономикой. Любой научный вопрос, ответ на который потенциально может зависеть от международной торговля, а таких вопросов огромное количество, можно рассматривать в рамках теории международной торговли. Но те из моих исследований, которые не были напрямую связаны с международной торговлей, все-таки являются скорее теоретическими, хотя, безусловно, я разбираюсь и в эмпирике, и в количественном анализе тоже.
— Какими исследованиями вы занимались в последнее время?
— В прошлом году была опубликована статья об экономическом влиянии железных дорог, построенных в Италии в конце XIX века, на муниципалитеты внутренней части страны, которые соединялись этими дорогами с остальной Италией (Bonfatti et al., 2022). Мы с соавторами обнаружили, что создание дорог имело положительный эффект, но он проявился только через 60- 70 лет после их постройки. Так, в период с 1951 по 1991 эти муниципалитеты испытали более быстрый рост населения и рост занятости во многих областях. Ведется работа еще над одной статьей по этой тематике.
В другой недавно опубликованной статье мы с коллегой рассматриваем модель пространственной экономики и задаемся вопросом: как оптимально инвестировать в транспортную инфраструктуру в рамках того географического пространства, которое описывается нашей моделью (Felbermayr, Tarasov, 2022). В данном случае это не просто инвестиция в транспортную инфраструктуру. Это инвестиция в каждой точке пространства, которое мы рассматриваем. Конечно, в теории это прозвучит слишком упрощенно, но представьте следующий пример. Пусть речь идет о стране. Тогда мы не просто задаем вопрос, какую сумму инвестировать в транспортную инфраструктуру: мы спрашиваем, какую сумму и где именно надо инвестировать. И здесь оказывается, что при наличии бюджетных ограничений где-то инвестировать надо больше, а где-то меньше. Это поднимает ряд дополнительных вопросов, поэтому, во-первых, мы рассматриваем, сколько и где следует инвестировать. Во-вторых, мы анализируем, как торговля между странами влияет на объемы и распределение этих инвестиции.
— Какова конечная цель инвестиций? Что требуется максимизировать с их помощью?
— Работа имеет несколько направлений – теория, эмпирика и количественный анализ. Теоретический вопрос заключается в том, чтобы понять, где и сколько инвестировать с точки зрения государства, или социального планировщика, как мы его называем. В каждой локации, в каждой точке нашего географического пространства есть потребители, которые выигрывают от того, что инвестиции в транспортную инфраструктуру происходят именно в их локации. Но в силу ограниченности ресурсов мы должны оптимально выбрать, где и сколько инвестировать, максимизируя общественное благо всей экономики.
— Есть ли у вас работы, написанные совместно со студентами?
— Да, есть работа, которая сейчас почти принята в журнал. Один из ее соавторов, Шамиль Шарапудинов, изначально был студентом магистратуры Вышки в Петербурге и сотрудником центра теории рынков и пространственной экономики. Сейчас он учится на PhD-программе в Университете штата Пенсильвания. Шамиль внес очень значимый и важный вклад в статью.
— Есть ли у вас хобби?
— Мое хобби – это моя работа. Хотя, конечно, не бывает, чтобы на работе всегда было все прекрасно. Бывает и тяжело. Когда я хочу отвлечься, я занимаюсь коллекционированием почтовых марок. Но в целом я не делю работу на выходные и будни, на то, что после пяти я закончил и забыл о работе до следующего дня. Я все время в процессе, хотя иногда больше, а иногда меньше.
References
Bonfatti, R., Facchini, G., Tarasov, A., Tedeschi, G. L., & Testa, C. (2022). The «Baccarini Law» Railways (1880-1890): Their Long-Run Sectoral Economic Impact. Rivista di storia economica, 38(2), 233-261
Felbermayr, G. J., & Tarasov, A. (2022). Trade and the spatial distribution of transport infrastructure. Journal of Urban Economics, 130, 103473
Krishna, K., & Tarasov, A. (2016). Affirmative action: One size does not fit all. American Economic Journal: Microeconomics, 8(2), 215-252.Marin, D., Schymik, J., & Tarasov, A. (2018). Trade in Tasks and the Organization of Firms. European Economic Review, 107, 99-132
Интервью и текст: Ольга Крылова, стажер международного отдела ФЭН, студентка третьего курса Совместной программы по экономике НИУ ВШЭ и РЭШ, специально для сайта факультета экономических наук